| Кто клеймён был статьёю полсотни восьмою, Кто и во сне окружен был собаками, лютым конвоем, Кто по суду, без суда, совещаньем особым Был обречён на тюремную робу до гроба, Кто был с судьбой обручён кандалами, колючкой, цепями, Им наши слёзы и скорбь, наша вечная память! |
Памятный камень жертвам политических репрессий
С просьбой об установке такого камня к властям города обратились сами репрессированные еще в 2010 году.
В Степногорске и поселках проживает 208 человек — жертв политических репрессий. Им хотелось, чтобы в городе было место, куда можно принести цветы, постоять, вспомнить тех, кто безвинно был объявлен «врагом народа», чьи судьбы (и судьбы членов семей) были сломаны жестокой политикой террора. После обращения последовал долгий период согласований, выбора места.
Большой вклад в положительное решение об установке камня внес Колбунов Георгий Александрович. Это он обивал пороги, согласовывая место расположения памятника, составляя письма с просьбами о создании такого памятного места, куда могли бы возложить цветы те, кого задел молох репрессий. И вот в 2012 году памятник появился.
Камень для него был выбран в степи начальником отдела культуры степногорского акимата И. П. Ковцуром. СГХК оказал содействие в изготовлении памятной таблички на камень. Но днем официального открытия памятника считается 31 мая 2013 года. В этот день у памятника в сквере поколений прошел торжественный митинг с возложением цветов.
Г. А. Колбунов, М. Н. Шинкарева, Л. И. Сорока, А. Л. Святобог и др.
Коробейникова Таисия Григорьевна
Таисия Григорьевна родилась в 1935 году в поселке Половинка Свердловской области. Туда еще в 1929 году были высланы обе ее бабушки с детьми из Краснодарского края. Это были крепкие крестьянские семьи, но их объявили кулаками. Забрали дедушек, и они исчезли бесследно. Бабушек сначала выгнали из домов в окраинные развалюхи, а потом отправили на Урал с детьми на спецпоселение.
С бабушкой Таисии Григорьевны по отцовской линии был выслан только один — младший сын, Григорий 1911 года рождения, потому что остальные были взрослые и жили своими семьями. Причем, муж одной из дочерей как раз активно участвовал в раскулачивании ее родителей.
Лукерья Константиновна Пустовая, бабушка по материнской линии, была выслана на Урал с семью детьми, старшему сыну, Андрею, было 14 лет, младшей, Маше не исполнилось и одного года.
Родители Таисии Григорьевны — Анна Ивановна Пустовая и Григорий Иванович Коробейник познакомились уже в ссылке. Трудная у них была юность. Жили в бараках по 20 человек, работали в шахте. А потом их арестовали — отца в 1937, а маму в 1938 году. У мамы в справке о реабилитации записано: «Арест по статье 58-2-9-11 УК РСФСР». Об 11 пункте Таисия Григорьевна нашла: «участие в контрреволюционной организации». В какой контрреволюционной организации могла состоять эта молодая мать, работавшая во время ареста сторожем на шахте? Она много работала с раннего детства, низала табак, — в их семье занимались этой культурой, нянчила младших братьев и сестер. Даже в школу ходить у нее не было возможности.
Когда мать арестовали, Тасю отдали в приют, бабушка надеялась так хоть от голода ее уберечь. К тому времени она уже переболела корью, скарлатиной, оспой, от золотухи глаз заплыл бельмом. Из приюта девочка сбежала, со слезами молила бабушку: «Есть не буду просить, только не отдавайте меня!» А у бабушки, Лукерьи Константиновны Пустовой еще трое детей на руках. Спасала коза. На козьем молоке и выжили дети.
Родителей освободили из-под ареста в 1940 году. Оба были направлены на поселение под надзор комендатуры в Пермскую область в поселок Карьер известняка Березниковского содового завода. Условия труда были тяжелые. Однажды Анна Ивановна гасила известь и сильно обожгла руку. В другой раз ей оторвало при аварии фалангу пальца. Обвинили в саботаже. И если бы не война и не крайняя нужда в рабочих, могли бы снова посадить. В 1946 году в семье родился сын Саша.
Как компенсацию за годы репрессий Анна Ивановна в 1994 году получила 200 тысяч рублей. Много это или мало? В то время 100 г мороженого стоило 1500 рублей. Григорий Иванович не дожил до компенсации и умер в 1988 году.
Таисия Григорьевна работала в Степногорске на заводе «Прогресс».
Каханова, Надежда. Мы выжили не благодаря, а вопреки : [жертвы политических репрессий. М. Н. Шинкарева, Т. Г. Коробейникова] / Н. Каханова // Престиж. — 2014. — 22 мая (№ 21). — С. 4.
Ельтоков Хайлула Ахметжанович
Родился — 16 мая 1935 года, а уже в два года лишился отца. Его забрали люди из НКВД, по популярной тогда 58-й статье. Так Ельтоковы стали семьей «врага народа». Односельчане проявили «политическую зрелость» и «сознательность» — объявили бойкот. Это была зима 37-го, семья «врага народа» выживала сама: топили снег, жарили пшеницу. Помогать боялись даже родственники. Было одно письмо от отца. Он писал, что на первом допросе попробовал отказаться от обвинений, но все уже было «доказано» и отпираться нет никакого смысла… Его расстреляли как «врага народа» 2 марта 1940 года. Говорят, что Ахметжан слыл грамотным человеком – он «знался» с местным баем и одно время даже работал у него переводчиком. В 1937 году припомнили ему именно этого бая. Арестовали его не одного, а еще с несколькими членами колхоза. Судили их в Акмоле, председателя колхоза растреляли сразу же, а остальным шестерым дали по 8-10 лет и отправили в Московскую область на стройку. Больше семья отца не увидела. В 1940 году получили посылку с его тулупом и сапогами. Её отправил другой осужденный – бухгалтер колхоза Латып. Он и сообщил в письме о смерти своего товарища Ахметжана. От него не осталось даже фотографии – все забрали при аресте, мотивируя тем, что дети не должны знать и помнить такого отца!
С 1937 по 1945 год семья находилась на спецпоселении, матери Амине были уготованы самые тяжелые сельскохозяйственные работы. В 1958 году Ахметжан Ельтоков был посмертно реабилитирован. Статус пострадавших от репрессий получили его сын Хайлула и дочь Байруза Ахметжановна Ахметжанова (родилась 16. 06. 1937 года). Байруза Ахметжановна вспоминает: «Все эти годы я не могла смириться с потерей отца, за что его арестовали, почему мамина жизнь прошла под клеймом жены «врага народа» и она надрывалась на тяжелой работе, почему мы, дети, боялись всего и вынуждены были молчать о своем отце?»
Ковалева, Ирина. Без вины виноватый : [судьба семьи Ельтоковых, в которой отец Ахметжан был репрессирован в 1937 году]. / И. Ковалева // Новая. – 2020. — 4 июня (№ 23). — С. 7.
Хозина, Г. Помнить, чтобы не повторить… : [воспоминания степногорцев, пострадавших от политических репрессий 30-х годов]. / Г. Хозина // Новая. — 2009. — 28 мая (№ 22). — С. 5.
Ельтоков, Х. Я — сын «врага народа / Х. Ельтоков // Престиж. — 2009. — 28 мая (№ 22). — С. 5.
Ельтоков Хайлула Ахметжанович : [некролог ветерану труда, труженику тыла, первоцелиннику]. // Новая 2016. — 8 декабря (№ 49). — С. 4 (прил. «Отражение»).
Дробат, Иван. Мы это пережили… : [степногорцы — жертвы политических репрессий]. / И. Дробат // Веч. Степногорск. — 2006. — 8 июня. — С. 4.
Святобог Анна Лазаревна
Семья Анны Лазаревны из-под Новосибирска, станицы Татарской. Жили небедно — семья большая, работать умели. А потом подошел 30-й год. Надо было раскулачивать кулаков, брали тех, кто богаче живет, даже если и батраков не имели. Бекишевы стали врагами. Зимой всю семью посадили в короб, разрешили взять совсем немного вещей и повезли в ссылку. Томская область по праву считалась самым гиблым местом: тайга, болота, комары такие, что привяжи человека на час — закусают насмерть. Кулаков поставили раскорчевывать лес. На расчищенных полях стали сеять хлеб. Жили тяжело, работали много. Но все равно их звали врагами.
Отец Анны Лазаревны, Лазарь Васильевич Бекишев, служил когда-то в Санкт- Петербурге, говорят, брал Зимний дворец, правда, неизвестно с какой стороны. Он вырос в большой семье, где было 12 детей. Участвовал и в гражданской войне, правда, и на это счет нет точных данных, похоже, то белые его хотели расстрелять, то красные.
Родом же он был из-под Новосибирска, станицы Татарской. После войны вернулся на родину, в жены взял дочь богатого крестьянина. В 1923 году родился сын Леонид, потом Шура, Вена. Жили небедно — семья большая, работать умели. А потом подошел ЗО-й год. Надо было раскулачивать кулаков, брали тех, кто богаче живет, даже если и батраков не имели. Бекишевы стали врагами. Зимой всю семью посадили в короб, разрешили взять совсем немного вещей и повезли в ссылку. Томская область по праву считалась самым гиблым местом: тайга, болота, комары такие, что привяжи человека на час -закусают насмерть.
Кулаков поставили раскорчевывать лес. На расчищенных полях стали сеять хлеб. Лазарь Васильевич был грамотнее других, его поставили председателем нового колхоза. Но и тут ждала беда: при сильных морозах в подвале замерз турнепс. Председателю дали 5 лет тюрьмы. Анна Лазаревна помнит, как прощалась с отцом. Осужденных везли по реке. Вышли на берег, чтобы попрощаться с родными. Девочка так бежала к отцу, что не заметила ямы, упала в нее и испачкалась глиной. И потом ей все неловко было, что грязная и отца может выпачкать. Он сидел в Челябинске, где как раз строились новые заводы-гиганты. Отсидел он вместо пяти -2,5 года, но Анна Лазаревна помнит, как тяжко было без отца. Мать работала на крахмальном заводе, где из картошки делали крахмал, жили впроголодь, да еще в комендатуре надо отмечаться, почти как в тюрьме. Но сколько в них было жизненных сил! Это была самая певучая семья в округе. К ним тянулись односельчане — послушать, попеть, потанцевать. И отец, когда вернулся из тюрьмы, пел с ними.
А потом началась война. Лазаря Васильевича на фронт не взяли: годы, да и гипертония. В 1942 году забрали старшего брата, Леонида. Выживали, как могли. Хлеб пекли из сухих картофельных кожурок, ели картошку, лебеду. С ближнего маслозавода давали пахту, собирали грибы и ягоды. Но чувство голода не проходило никогда. Работать приходилось всем. Вместе с отцом Анна Лазаревна пасла скот, надо было и сена накосить для колхозного скота. И хотя, живя в нечеловеческих условиях, семья Бекишевых работала и ни в чем дурном замечена не была, они по-прежнему оставались врагами. И налоги с них, нищих брали такие, словно они держали большое хозяйство. Чтоб заплатить налоги, отец продал оконные рамы со стеклами, и отныне окна у них закрывались брюшиной. Продали и швейную машину, и шубу отцову — последние остатки былого достатка. Тогда много их односельчан умерло от туберкулеза, голода, непосильного труда, когда вручную валили лес.
Почему выжили тогда Бекишевы? Может от того природного оптимизма, который остался в них до старости. По-прежнему пели песни, Братья выучились играть на гармошке, и танцы устраивались прямо в избе. Аня в танцах тогда еще не участвовала- смотрела с печки, хотя была уже вполне большой, ходила в школу и слыла активисткой. Она с большим энтузиазмом читала со сцены стихи о счастливом детстве советских детей и искренне верила, что это так. 4 класса она окончила в своем селе, а в пятый надо было ходить за 7-8 километров. Жили на квартире, но порой так хотелось домой. Однажды, когда занятия в школе отменили из-за сорокаградусного мороза, побежала в родную деревню. Когда вошла в деревню, коленки не гнулись. Еле их оттерли. Жили у знакомых. На печке спать — тараканы пешком ходят, а на полу теленок может наступить. Уроки делали или перед печкой, при свете угольков, или при фитиле.
В 1944 году пришла похоронка на брата. С тех пор песни прекратились. В 7 классе Аню свалил тиф. Проболела 1,5 месяца. Надо было нагонять, А тут в 42-43 году к ним прислали сосланных евреев, молдаван. Еврейская девочка помогла ей по математике. После 10 классов стала работать в колхозе. Работала, сил не жалела. Однажды так наработалась, что встать не могла.
Благо помогли, довезли до дома, а мать с сестрами помогли войти в дом. Ничего, отлежалась, а наутро снова на работу. Анне хотелось учиться, но для этого надо было получить паспорт, а паспорта колхозникам не давали. Наконец, удалось получить документы. И, положив в мешок сухарей и немного творога, девочка отправилась во взрослую жизнь. Сухари съела, пока плыла в лодке по реке, а творог экономила, а когда открыла пакет, оказалось, что он пропал. На лодке, а потом на пароходе до Барнаула добиралась 11 суток. Вышла на пристань — деревенский чемодан, фуфайка… Встретили тетя и дядя. Помнит, тогда впервые в жизни наелась досыта, впервые спала на настоящем матраце под одеялом. Н всю жизнь сохранит она благодарность к этим людям, будет стараться помочь им, как сможет. А потом был учительский институт. После него — направление в большое село Ключи. Вышла замуж, с мужем, офицером, уехала в читинскую область. Однажды приехали к брату мужа в Степногорск, понравилось, так и оказались в казахстанских степях. В 2005 году ездила в гости к брату- Вене, Вениамину, Ему уже 77 лет, но до сих пор ходит в ансамбль петь, играет на гармошке, Оба они — и брат, и сестра сохранили жизнерадостность и оптимизм.
Гааб Карл Рохузович (1935 г.)
Карл Рохузович родился на Украине в Николаевской области, где были немецкие поселения еще при Петре 1. Ему было 6 лет, когда началась война. Почему-То из того района немцев не депортировали, и они оказались в оккупации. Для семьи Гааб это было особенно опасно. Дело в том, что мать его была коммунисткой. Узнай фашисты об этом, скорее всего расстреляли бы её и всю семью. Но расстрел и без того грозил немецким семьям. Оккупанты требовали, чтобы жители немецких деревень переселялись бы в Германию, но те не хотели покидать обжитые места, бросать налаженное хозяйство. Тогда фашисты тех, кто уклоняется от депортации, обещали казнить, а дома их спалить огнеметами.
Как казнят немцы, Карл Рохузович видел. Буквально на его глазах расстреливали евреев. Мертвых, раненных бросали в яму, пристреливали тех, кто шевелился. Жителей семи немецких деревень погрузили в поезд и повезли в сторону Польши. Кого можно было, забрали в армию, но так как отец его к армии был негоден из-за глухоты, отправили в трудовую армию. Больше они его не видели. Потом пришла бумага, что умер он в Экибастузе. О его судьбе они так ничего и не узнали.
А когда пришли русские, легче не стало. Сначала их чуть не расстреляли, спасла мать, поговорив с солдатами по-русски. А когда пришли русские, легче не стало. Сначала их чуть не расстреляли, спасла мать, поговорив с солдатами по-русски. А потом немцев погрузили в эшелоны Те радовались, думали, едут домой. Но оказались в лагере. Там было ужасно, кормили тухлой рыбой. Но была надежда: разберутся, отпустят домой. Через 6 месяцев снова погрузили в эшелоны. Но вместо родной Украины семья Гаабов оказалась в Казахстане. В августе 1945 года их высадили в 300 км от Караганды. Казахский совхоз. Есть нечего. Работали за чашку айрана. А семья была немаленькая: мать и семеро детей мал мала меньше. Вышло так, что десятилетний Карл оказался единственным кормильцем семьи. Работал на волах. На один трудодень давали килограмм пшеницы, её жарили, тем и питались. Казахский язык выучил быстро, нужда заставила. Однажды побили его сильно, за то, что того не зная, нехорошее слово сказал (сами же и подучили пацана). Зато с тех пор не произносил ни одного слова, если не знал его смысла.
После смерти Сталина жить стало немного легче. В 1956 году нашли родного дядю. Он жил в Аксу и забрал их из колхоза. Там и остались навсегда, хотя долго вспоминали родную Украину. Карл Рохузович кем только не работал. Учился и на комбайнёра, и на шахтёра широкого профиля. Лёгкой жизни не было никогда, но постепенно встали на ноги, жили не хуже других. На жизнь при советской власти не жаловались. А потом начался развал… Шахты стали закрываться, люди – разъезжаться. Семья Карла Рохузовича перебралась в Степногорск, а многие родственники подались в чужие страны. Теперь здесь лишь сын да внуки, вся прочая родня – в Германии.
Ворончихина Нина Филипповна (1938 г.)
Родилась в 1938 году в Поволжской немецкой автономии. Ее родители — Филипп Иванович и Марта Климентьева Отт. До войны их семья жила в Поволжье, в Энгельсе, а в 1941 году, как и всех немцев, их погрузили в эшелоны, не разрешив с собой взять почти ничего. Их привезли в Красноярский край, под Минусинск. О первых детских годах Нина Филипповна помнит, как все время хотелось есть. Отца сразу забрали в труд армию, мама осталась одна с тремя детьми. Профессия у нее была нужная — повар, но устроиться по специальности было невозможно, поэтому бралась за любую работу Дети сидели целый день дома одни. Правда, через некоторое время пошли в садик. И все же прокормить их всех было, слишком сложно, поэтому когда предложили забрать двоих детей в детдом, мать согласилась. Нина Филипповна помнит, как зимой в мороз ехали на санях в приют- распределитель. Попали они в разные детские дома, потому что брат был еще маленький, а Нина уже ходила в школу. Вспоминает печку-буржуйку, кормили плоховато, но можно было выносить из столовой хлеб. Они его закапывали в снег, а потом ели. Где-то добывали кукурузу, из лазарета Нина не вылезала. Правда, в детдоме были они недолго, Из трудармии вернулся отец, и вся семья уехала на Урал. Именно там, в Соликамске, они пошли, наконец, в школу.
Поселились в крохотной комнате, потом отцу дали 2 комнаты в бараке. Там и остались. Однажды родители съездили на родину, увидели свой дом, но на родину вернуться им не разрешили.
Жигалов Валентин Андреевич (1939 г.)
Школу Нина Филипповна закончила поздно. Закончила бухгалтерские курсы, вышла замуж, уехала в Глазов. Потом оказались в Павлодаре, где много говорили о новом городе — Степногорске. Приехали, посмотрели, понравилось. Так они стали жителями нашего города, почти с самого его начала — с 1966 года. Получили квартиру, работали сначала в СУСе в лаборатории, а потом перешла на ГМЗ, где проработала до пенсии.
Его родители были высланы в Казахстан как кулаки, хотя жили своим трудом и наемной силы не держали. Правда, родословная была не очень рабоче-крестьянская: дед — офицер. Жили под Рязанью. Оказались в Казахстане.
В Степняке, где родился Валентин Андреевич, кулаков поселили в особом районе, с трех сторон огороженном канавами. Место было голое, три сосны посередине. Волки воют. Начали обживаться. Вырыли землянки. Развели огороды, хотя земля была скверная, глинистая.
А потом началась война, и отца забрали на фронт. Больше его не видели. Пропал без вести. Мать выкручивалась, как могла. Искала золото, в золотоскупке за него можно было получить денег. Дед сторожил, кочегарил.
Валентин Андреевич учился в школе, сначала в семилетке, а в 1956 году закончил 10 классов. Хотел уехать их Казахстана. Мать тоже хотела, чтоб сын вернулся на родину. Тем более, в России жили дяди. Один в Москве.
Валентин Андреевич после школы поехал было к нему, но не нашел, говорили, уехал неизвестно куда. Позже оказалось: дядя на Колыме. Постранствовал Валентин Андреевич по Союзу. Работал на угольной шахте под Тулой, мечтал о музыкальном училище (на гармошке очень любил играть). Немного играл в военном ансамбле — в Новосибирске.
Но судьба опять привела в Казахстан. Приехал в Степногорск, где жили родственники жены. Да тут и остался. Окончил семипалатинское техническое училище, устроился на работу в СУС. В 1985 году получил квартиру. Здесь живет и его сын, а дочь — в Германии.
Калифатиди Галина Андреевна (1929 г.)
Она была младшей в семье, Галине Андреевне было всего 5 лет, когда умерла мать. Отец работал лесником, управляться с ребенком было трудно, и в 36 году ее забрала старшая сестра. Помогала ей по хозяйству, нянчила детей. И вдруг в 1948 году — арест. Обвиняли девчонку в контрреволюционной деятельности, статья 73 УК БССР. Допросы, в карцере 15 дней просидела. Дали два года, отправили в лагерь в Минске, потом вернули дело на пересмотр. Теперь уже дали 7 лет и отправили в Казахстан. Работали в Темиртау на шлакоблочном заводе, довелось и в Карлаге посидеть. А потом отправили на вольное поселение в Аксу, так и осталась белоруска в наших краях. Вышла замуж. Работала в РУ-2 машинистом подъемного крана. Муж тоже работал в РУ-2 в карьере, а после выхода на пенсию — председателем с/о «Тимирязева». В семье Калифатиди трое детей — два сына дочь.
Колбунов Георгий Александрович (1931 г.)
Георгий Александрович родился на Сахалине, но родину свою увидел лишь став взрослым человекам. Ему не было трех месяцев, когда их семью выслали с Сахалина как кулаков (говорят, оклеветали их). Отправили на Амур, на золотые прииски. Уже потом, по документам сын узнает, что мать умерла в том же 1931 году, по крайней мере, в деле отца значится, что с 31 года он — вдовец. В 36 году арестовали отца. Говорят, он был конюхом на прииске. Сдохла лошадь, конюха обвинили в причастности к контрреволюционной организации. Расстрел. Из документов, полученных Георгием Александровичем, он узнал, что 1 июня 1935 года приговор был приведен в исполнение. С тех пор этот день для него — день памяти отца.
Он ничего не помнит из своего детства. Воспитывался в детдоме в Омске, думал, что на свете один, но когда в 1953 году его призвали в армию, неожиданно в Севастополе его нашел старший брат, Оказывается, у них в семье было 8 детей. Старший — с 1917 года. Он потом встретится со своими родственниками, хотя близки они уже не станут, Однажды ездил на Сахалин, пожил у тетки, а из окна автобуса видел деревню, где когда-то были их корни. После армии вернулся в Омск, работал с призывной молодежью. С 1971 года живет в Степногорске.
Геппа Любовь Григорьевна (1921 г.)
Любовь Григорьевна из Оренбургской области. Достаток их был совсем не велик, даже пол тем временам- саманный дом, земляные полы, питание самое скромное, масло, молоко продавали, чтоб купить необходимые вещи, сахар ели только на Пасху. Но в 1929 году их объявили кулаками. На кулаков смотрели, как на врагов. Детей кулаков не брали в школу, а так хотелось. А в 1931 году 25 июня к ним пришли и сказали, чтоб за два часа собрали вещи. Кулацкую семью отправили в ссылку в Казахстан. Их везли долго-семь человек в теплушке — родители и пятеро детей. Ехали долго, на полустанках стояли неделями. Наконец, 31 августа привезли в Караганду. Пересадили на телеги, везли как воров, с охранниками. За дорогу все ослабели, спасибо местным жителям, детишки подбегали и бросали прямо в телегу еду. Прибыв на место, стали рыть землянки. Там и жили поначалу. Потом стали строить саманные дома. В день надо было сделать 700 саманных кирпичей. Их маленькой сестре было всего 4 года, но норма распространялась и на нее. В октябре заселили несколько домов. В каждом по 10 семей. Положили деревянные нары, в центре поставили печь, так и жили. В школу не ходили — не до того было. Закончились работы — начался тиф. Если в доме кто-то заболевал, из него уже никого не выпускали — карантин. Медицинской помощи не было, выживали, как могли. Так закончилась первая зима. Летом стали строить отдельные дома. Кажется, обжились станет легче. Но в 1933 году была очень холодная зима и голод. Денег не было. Выдавали только хлеб, если глава семьи работает — по 400 г, а если вдруг заболел — по 200 г. Спасибо родне, слали посылки, а в них то сушеная морковь, то пшено. Этим спаслись. В 1934 году появился коммерческий хлеб. Родители к тому времени строили узкоколейку от Караганды до Балхаша. Там платили деньги — аванс, зарплату. Можно было хоть хлеба купить.
В 1937 году Любовь Григорьевна закончила 7 классов, конечно, путь к дальнейшей учебе ей был сложен. Паспорт дали только в 1939 году. Впрочем, к тому времени к кулакам стали относиться лучше, после Сталинградской битвы, когда нужны были солдаты, их даже в армию стали призывать, а в 1948 году их реабилитировали, но документы сгорели.
Савицкий Василий Станиславович
Семью Василия Савицкого сослали из Хмельницкого района Украины, перед нападением фашисткой Германии на Польшу. Их поселили в небольшой деревеньке Аксановке, Астраханского района. Мать с двумя сыновьями и внучкой от старшего сына прожила на чужбине недолго. Через год открылось дворянское происхождение семьи. В 1937 году старший сын Станислав был арестован и осуждён без права переписки. А вскоре пришла похоронная бумага. «В нашей семье не будет сирот» — решила сломленная несчастьями женщина и уговорила невестку выйти замуж за младшего сына. Но сама не вынесла смерти Станислава, и вскоре ее не стало.
До 25 лет Василий Савицкий жил «под комендатурой». Это значило, что выход за территорию поселка более 3 километров считался побегом, и таких нарушителей могли арестовать и «посадить». Работать Василий пошел с шести лет. Помогал маме после смерти отца, а в 1954 году взвалил заботу о семье на свои плечи. Ему тогда едва исполнилось семнадцать, и он трудился на двух работах. Дал возможность получить высшее образование всем младшим. Он выжил при эпидемии малярии, чудом уцелел, когда тиф унес большую часть населения Аксановки. В комсомол его не приняли. Припомнили «дворянство» и статус «сына врага народа».
В восьмидесятых годах он пытался хоть что-то узнать о родном отце. Седой полковник госбезопасности в целиноградском архиве НКВД, нарушая все предписанные инструкции, отдал ему листочек с нарисованной рукой отца картой бывшего имения и подписью: «Эту бумагу у меня конфисковали при обыске в 17 октября 1937 года». Вот и всё, что хранит Василий Станиславович Савицкий о родном отце. Да еще неугасающая боль за загубленное детство. У него и сейчас при воспоминании о тех страшных годах, наворачиваются слёзы.
Павлина, Елена. Мы не должны забывать : 3 истории о семьях репрессированных. / Е. Павлина // Веч. Степногорск. — 2014. — 29 мая (№ 21). — С. 3.
Майер Эдвард Карлович
Семью Майеров Советская власть пыталась уничтожить дважды. В 1929 году «раскулачили» и арестовали деда Эдварда Карловича. Дед, всю жизнь работавший в поте лица, вырастивший трудолюбивых и честных детей, не вынес заключения и умер в тюрьме. А в 1941 году Карла Майера с женой и двумя сыновьями, дав 48 часов на сборы, из Грузии выселили в Казахстан. Только потому, что он немец. Младшему сыну Эдварду было тогда 6 лет. Их не выкинули в степи, не оставили на растерзание эпидемиям, но и подселение было совсем не лучшей долей.
Голод заставил Эдварда в семь лет устроиться работать в полеводческую бригаду. Ему и трудодней-то тогда не начисляли. Работал за «болтушку», это заваренная в воде мука. Только благодаря тому, что Карл Майер был первоклассным сапожником, он и выжил, не надорвал здоровье, как многие. Семья еле перебивалась, было голодно и страшно. Война никого не обошла стороной. Выло всё — и враг народа, и «фашист», и еженедельное хождение в комендатуру. После войны вернулся отец. Живой, здоровый. А Эдвард уже сам помогал матери, работал и учился. И учился так, что окончил школу с медалью. И жизнь сложилась.
Еще в техникуме он был главным механиком в селе, и такой же красный диплом открыл ему дорогу в институт. А на четвёртом курсе его назначили директором совхоза. Долгая красивая жизнь сложилась у Эдварда Карловича Майера. Много лет он был директором Степногорского совхоза, построив его с первого гвоздя. Совхоз был практически единственный в области, работающий без государственных дотаций. Да и сам Эдвард Карлович, как инженер — входил в десятку самых лучших специалистов в Казахстане.
Были в жизни и правительственные награды, и любимая работа, были верные друзья, любовь, одна и на всю жизнь, он вырастил дочерей, внуков, правнука. Покидать родной город никогда не хотел. Когда вся родня подала в ОВИР документы на выезд, он тоже попытался вернуться в Германию. И испытал затаённую радость от отказа, как «работающего на тоталитарную систему», выезд на ПМЖ был для него закрыт. И даже когда приглашали в Петербург, давали 5 совхозов на выбор — директором, уже собрав все документы на выезд, отказался в последний момент. Степногорск — его дом.
Павлина, Елена. Мы не должны забывать : [история семей степногорцев, подвергшихся репрессиям: Майер, Джангуровы]. / Е. Павлина // Новая. — 2017. — 1 июня (№ 22). — С. 2 (прил. «Отражение»).
Джангурова Нелли Ивановна
Мать и тетку Нелли Ивановны Джангуровой высадили с поезда в карагандинской степи. Две осиротевших за дорогу немецких девочки десяти и двенадцати лет, жившие в Саратове еще до революции, тоже оказались неблагонадёжными и подлежащими депортации. И не выжить бы им в лютую зиму 1941 года, если бы старый казах из далёкого аула не подарил им саманные стены. Это был не просто царский подарок. Все зарывались, копали землянки, а у них был почти дом. И за осень они без помощи взрослых, в четыре руки, сделали крышу. А еще приходилось работать на строительстве поселка. Сколько перенесли эти девочки, не под силу и взрослому мужчине. Но выстояли, и выучились. Одна из них стала врачом, и почти 30 лет лечила односельчан. Она воспитала трёх дочерей. Те жестокие годы подорвали здоровье, но она успела привить детям любовь к казахскому народу, к щедрой и суровой земле, к гостеприимной нации, неравнодушной к чужому горю. Мудрая женщина считала, что дети должны это знать и помнить добро. А сколько еще, сохраненных казахами жизней было в те годы, кто это считал.
Павлина, Елена. Мы не должны забывать : [история семей степногорцев, подвергшихся репрессиям: Майер, Джангуровы]. / Е. Павлина // Новая. — 2017. — 1 июня (№ 22). — С. 2 (прил. «Отражение»).
Сорока Любовь Ивановна (1938 г)
Родилась Любовь Ивановна в 1938 году в колхозе Интернационал (ныне с/з Искра), что в 40 км от Степногорска. В семье была самой младшей, четвертой по счету. Отец Любы — Иван Чердаков работал водителем, возил председателя колхоза. И по иронии судьбы был ярым поклонником Советской власти. Был уверен, что она способна дать людям самое главное — свободу.
Иван Иванович был человеком прямым и даже резковатым в выражениях. За это и поплатился. Однажды утром, зайдя в местную управу, и как обычно, увидев на стене портрет Сталина и массу газетных вырезок о нем, выдал: «Кто Сталина на стенку вешает, а кто в отхожем месте пользуется». Фраза оказалась для мужчины фатальной. Уже вечером того же дня в его дом пожаловали четыре НКВДшника, без лишних объяснений забрали Ивана и увезли в неизвестном направлении. Супруга Фрося с четырьмя детьми, младшей из которых было лишь 6 месяцев, осталась наедине с проблемами и вечным страхом, что когда-то придут и за нею — как за женою врага народа. Перепуганная на смерть женщина собрала нехитрый скарб, усадила детей на арбу и поехала к своему отцу в совхоз Новорыбинский Алексеевского района. Хотя понимала, что там ей тоже будут не рады. А все потому, что по молодости ослушалась родителя.
Фрося росла в многодетной, но зажиточной семье крестьянина. Отец ее был толковым, работящим хозяином, который от зари до зари гнул спину в поле, выращивая жито. Рожь у него удавалась «на славу» и семья не знала нужды. А деревенские завистники не знали покоя. За умение вырастить хороший урожай жита они прозвали хозяйственного крестьянина Житняком. Подросшую дочь Фросю рассудительный отец решил отдать замуж за такого же зажиточного земляка. Дал за нее хорошее приданое. Но девушка на тот момент уже была влюблена в другого. И любовь эта была взаимной. Потому, отсидев сутки в доме ненавистного мужа, девушка убежала к любимому. Да так и осталась у него жить.
Семья возлюбленного Фроси — Ивана была простой, даже бедной. Его отец, тоже Иван, работал в Алексеевке на скотобойне, был партийным. Когда пришла советская власть и началась коллективизация, семья Чердаковых приняла перемены с распростертыми объятьями. Ожидали изменений в жизни в лучшую сторону.
Для семьи Фроси же эти перемены не предвещали ничего хорошего. Отца раскулачили и посадили в тюрьму как кулака — противника коллективизации. Отсидев положенный срок, он вернулся в родной совхоз… В общем, сама жизнь расставила два семейства по разные стороны баррикад. Понятное дело, что такого зятя отец девушки никогда бы не принял. Но дочь сделала свой выбор, вопреки воле родителей, и в итоге сама попала в немилость к родному отцу.
Появление на пороге Фроси «с выводком» ее отца совсем не обрадовало. Но делать было нечего, не прогонять же дочь с детьми на улицу. Стали жить под одной крышей. Старших детей дед невзлюбил, а вот самую младшенькую — Любушку охотно нянчил и всячески баловал. Сам соорудил для нее коляску. Сам ее на ней возил. К тому моменту он уже не был кулаком — советская власть всех сделала равными, но, по-прежнему, остался работящим человеком, — этого из него вытравить никто не мог. Работал на мельнице. Однажды там произошел несчастный случай: тяжелые жернова на больших оборотах раскололись и, разлетевшись по сторонам, убили несколько человек, среди которых был и дед Любы. Произошло это в 1942 году когда в стране уже вовсю гремела война. Мать с четырьмя детьми вновь осталась одна.
В селе к семье «врага народа» относились не очень дружелюбно, так как боялись за такую дружбу оказаться сосланными. Ведь на тот момент почти каждую ночь кого- то забирали. Больше этих людей никто не видел. За что и куда — спросить боялись. Отношения Чердаковы поддерживали только с такими же репрессированными, как и они сами. Потому, когда мать уходила на работу, детей закрывала одних дома. Малышня вздрагивала от каждого стука — за мамой пришли! Этот страх был с ними все время. Фрося ничего не рассказывала детям про их отца, боялась — вдруг те ненароком где-нибудь проболтаются. Потому Люба своего отца практически не знала. Но это не меняло отношения к ней, — она, как и все остальные дети семейства Чердаковых, была ребенком врага народа. И сельская ребятня довольно часто ее дразнила: дочь тюремщика. Упрекали тем, что их отцы и деды сражаются на фронте, а ее отец — изменник Родины. Хотя тогда никто ничего не знал о судьбе репрессированных. Это позже, из истории мы узнаем, что их первыми «кидали» под танки, отправляли в самые горячие точки. А на тот момент Люба, которая даже внешне не помнила своего отца, от обиды кидалась в драку. Не понимала — в чем она виновата? Да и отец изменником Родины фактически никогда не был!
Повзрослев, девушка самостоятельно стала пробивать себе дорогу. Получила высшее образование — окончила Курганский педагогический институт, что по тем временам было большим достижением, — из всего села она была единственной, кому на тот момент удалось отучиться в ВУЗе. Стала искать отца. Но всюду ей отказывались помочь, отвечали, что архивы не сохранились, «поезд ушел».
И только семь лет назад, когда Любовь Ивановна уже жила в Степногорске и собирала документы, для подтверждения того, что она из числа репрессированных и ей положены льготы, женщине удалось получить весточку об отце. В этом ей помог экс-депутат Мажилиса Парламента В. Котович. Женщине, наконец, стало известно, что ее отец был сослан по 58 статье (измена Родине) на Дальний Восток в Хабаровский край в с. Дельвинг Там он жил и работал несколько лет
Собирая о нем информацию, Любовь Ивановна узнала, что первое время между родителями еще существовала связь — напрямую семье писать отец боялся, поэтому писал старшей маминой сестре. Так и узнавали друг о друге. А потом связь оборвалась. Подробности гибели отца Люба так никогда и не узнает. Единственное, что ей по этому поводу сообщили — умер в возрасте 33 лет.
По иронии судьбы, как только Любовь Ивановна собрала все необходимые документы, льготы для репрессированных отменили. Осталась лишь крохотная (в 1 МРП) доплата к пенсии. Сегодня эта доплата составляет 1700 тенге — у пенсионерки одна упаковка лекарства от заболевания глаз стоит в два раза дороже! Женщина недоумевает — почему сняли льготы? Разве в их прошлом что-то изменилось?
Не считают репрессированных и детьми войны. А ведь они так же переносили все тяготы военного времени, только им было еще труднее — без поддержки соотечественников и при постоянном гонении.
В месячник пожилых о женщине вспоминают только школьники из МШЛ №3. За что пенсионерка им очень благодарна.
Клеймо врага народа всю жизнь давало о себе знать. Не помогло даже высшее образование. Несмотря на настойчивый характер, активную жизненную позицию, грамотность и боевой дух продвинуться по карьерной лестнице педагогу не удавалось. В партию ее не принимали, а беспартийным в советское время везде дорога была закрыта. Многие годы проработала в школе, затем в районо. Всюду отмечали ее профессиональные качества, но.
Любовь Ивановна гордится тем, что, несмотря на все тяготы жизни, она не утратила любовь к Родине, даже к той, которая заклеймила ее отца и его потомков. Всегда была ярой патриоткой. Свою любовь к Отчизне она передавала детям — своим многочисленным ученикам.
Еще одна гордость пенсионерки — это то, что у них в роду целая династия педагогов, которая берет начало еще в Царской России. В эту профессию пошла и старшая дочь Любови Ивановны — Ирина. Младшая Алена стала медицинским работником. Сегодня дочери живут на севере России и часто навещают мать, но ехать к ним на ПМЖ женщина отказывается: «Свой Казахстан я ни на что не променяю!».
Имея биографию «дочери врага народа», вопреки ожиданиям, Любовь Ивановна своей жизнью довольна. Вспоминает прошедшие годы с особым огоньком в глазах. Говорит — жили весело, дружно, невзирая на национальности. Жалеет лишь о том, что была лишена отцовской любви: «Я всегда с завистью смотрела на детей, у которых есть отцы. На то, как они проявляли свою любовь и заботу. Сердце так сжималось».
Унгефуг, Наталья. Заклейменные / Наталья Унгефуг //Веч. Степногорск. – 2013. – 30 мая (№ 21). – С. 10.
Фишер Амалия Карловна
«Родилась я в 1923 году на Волге, близ города Марксштадт (ныне Маркс), в колхозе под названием «Фишер» (рыбак). Мой отец закончил 4 класса, мать была безграмотная. В семье нас было 6 детей: 5 братьев и я, самая младшая. У нас был свой дом, хозяйство. Жили небогато, но в достатке. После окончания семилетки я помогала по хозяйству, работала в колхозе, как и мои братья.
Началась война. В сентябре 1941 года к нам пришли военные и, ничего не объясняя, приказали собираться. Разрешили взять только продукты и кое-что из одежды. Дом, хозяйство, все нажитое пришлось бросить. Из Маркса пароходом доставили в г. Энгельс и, посадив на поезд, в телячьи теплушки, отправили в Казахстан. Добирались целый месяц. Ехали медленно, с частыми остановками, во время которых разрешали быстро на костре приготовить горячую еду. Но часто на это не хватало времени. Ели мало. Экономили.
По прибытии в Кокчетав нас высадили прямо в поле, и пришлось ждать 2 дня, когда за нами из аулов приехали казахи. Мы попали в аул Перлестык. Вырыли землянку. Отец и братья работали в поле, помогая собирать урожай. С большим трудом пережили зиму. Спасли доброта и внимание местных жителей. В 1942 году братьев забрали в Челябинск, в трудармию. А в 1943 году эта участь не миновала и нас, девчат (от 16 до 18 лет). Только отправили нас в Краснокамск Пермской (тогда Молотовской) области. И снова телячьи теплушки, холод, голод.
В Краснокамске жили в огромном бараке, спали на нарах. При нас всегда находился комендант. Когда мы колонной ходили на стройку через весь город, нас постоянно сопровождала стайка мальчишек, которые кидали в нас камнями, били ветками и кричали: «Фашистки! Фашистки!». Голос Амалии Карловны дрогнул. Но тут же она улыбнулась: «Дети…»
…Вручную вырывали фундамент для новых построек. Моими рабочими инструментами были лом и кувалда. На барже ездили за песком, цементом, загружали и везли обратно, снова разгружали. Работали только девушки и женщины.
После Краснокамска нас отправили до станции Чайковская, рядом была деревня Мелехи (еще ее называли русской деревней). Расселили по местным жителям. Здесь, в деревне, в лесу и на станции прошли мои три года трудармии.
Одежда, обувь быстро изнашивались. Приходилось осваивать умение ходить в лаптях. Работали на лесоповале: валили деревья, рубили на дрова, складывали. Если сделал норму — получаешь более сытную еду, если нет — жиденькую похлебку. Старались изо всех сил.
После лесоповала отправили нас работать на известковый завод. Мы вручную, ломом били камни, складывали печи. Не знаю как, но когда потом печи топились — получалась известка. Закутавшись полностью, мы загружали известку в мешки и отвозили на станцию. У многих шла носом кровь, руки, тело разъедало практически до мяса.
Очень трудно было. Холод, голод. Негде было помыться. Многие завшивели. Поэтому всех заставили побриться. Но благодаря хозяйке, у которой нас было двое, я осталась с волосами. Она пожалела мою роскошную шевелюру, каждый день вычесывала, выбирала насекомых. И обязательно раз в неделю (это считалось роскошью) мыла нас в бане, старалась кормить посытнее. В благодарность мы с подругой после работы, как бы ни уставали, носили ей воду, кололи дрова, хотя она об этом и не просила.
Вскоре пригнали бывших военнопленных — наших русских парней. Стало немного полегче.
Вот здесь я и познакомилась со своим будущим мужем Мишиным Василием Дмитриевичем. Он тоже пережил плен, был на 13 лет старше меня. В тот год много семейных пар образовалось. Жизнь продолжалась.
Через некоторое время наших мужей отправили в Пермь, т.е. Молотов. Нас с ними не отпустили. Сколько было слез при расставании! Только в 1947 году было дано разрешение переехать к мужу. К тому времени у меня родилась дочь Раиса. Когда ей исполнилось 2 года, мужа отпустили в Казахстан к моим родителям. И только спустя год, в 1951 я смогла присоединиться к своей семье. Вернулись и 5 моих братьев. Мама говорила, что мы самые счастливые, потому что опять вместе.
Поселились мы в селе Чаглинка. Построили дом. Муж работал столяром, а когда дочка пошла в школу, стала работать и я, техничкой. В Чаглинке похоронены мои родители, и там же я вышла на пенсию. А в 1980 году дочка забрала нас в Степногорск. Уже 13 лет, как схоронила мужа, нет в живых моих братьев. Но я не одна. Много племянников, есть внук. Хочется стать прабабушкой. Да и государство не забывает о нас. Вот к 60-летию Великой Победы наградили медалью как труженицу тыла. А обида? Нет, обиды нет. Не только нам, немцам, трудно было. Тяжело было всем: и тем, кто воевал, и кто сидел в лагерях, и просто мирным жителям. Выжить помогала вера в победу, посильная помощь друг другу.
Но все же самое мое заветное желание, чтобы это больше никогда не повторилось».
Вот что помогло выжить этим людям. Они исповедовали жизнь как великую награду, как отпущенную им милость. Все хорошее — подарок, требующий благодарности. Все горькое — неизбежное испытание, которое не разрушало, а наоборот, укрепляло их веру.
Террор, депортация, голод, мор — сколько горя и трагических лет выпало на долю старших поколений! Но ни один из народов — ни русский, ни казахский, ни немецкий — не растерял исконно векового искреннего сочувствия, душевного сострадания к бедам, горестям как ближних, так и дальних людей».
Богданова, Валентина. Судьба человека — жизнь миллионов / В. Богданова // Новая.- 2005. — 26 мая. — С. 3 (прил. «Отражение»).
Шестакова Надежда Анатольевна и ее мама Гафнер Юлия Францевна
Гафнер (Грибок) Юлия Францевна родилась 27 января 1926 года в Крымской области, Зуйский район, деревня Розен-Таль. В 1941 году, в начале Великой Отечественной войны, была выслана на Северный Кавказ. На основании постановления ГОКО СССР № 698 от 21 сентября 1941 года была переселена в административном порядке на «вечное жительство» в Акмолинскую область.
В 1943 году мобилизована в трудовую армию в Пермскую область. В октябре 1943 года работала на шахте пропускальщицей. В 1946 году переведена на положение спецпереселенца там же. В 1951 году вернулась в Казахстан с ребенком, дочерью Надеждой. Вернулась на место жительства Акмолинская область Еркеншеликский район рудник Тургай. Работала на металлургическом заводе по очистке металла в горячем цехе. В 1955 году в Акмолинской области находилась на учете в спецкомендатуре МВД СССР как лицо немецкой национальности.
На основании приказа МВД СССР № 601 от 16 декабря 1955 года была освобождена из спецкомендатуры в январе 1956 года. В соответствии со статьей 1 Указа Президента СССР от 13. 08. 1990 года «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20-50-х годов» Гафнер (Грибок) Юлия Францевна реабилитирована.
В 2008 году решением Степногорского городского суда Акмолинской области ее дочь, Шестакова Надежда Анатольевна (16. 04. 1950 г.р.) признана пострадавшей от массовых политических репрессий и реабилитирована.
Говрос Светлана Федоровна
Ирина Ковалева напечатала в «Новой газете» от 4.06. 2020 воспоминания своей матери Светланы об отце (дедушке Ирины) — Федоре Федоровиче Штревенском, одном из многих немцев, которых судьба забросила в Сталинский. Его хорошо помнят и в Аксу, и в Степногорске. Дочь Светлана вспоминает: «Знаю, что в памяти моих земляков он остался справедливым и честным. Уже проживая в Степногорске, встречала своих бывших соседей на улице, и когда речь заходила о родителях, мне всегда говорили: «Света, ты даже не представляешь, каким хорошим человеком был твой отец». А мне ли не знать его внешне скрываемой доброты и щедрости? Помню соседей, казахскую семью, они не сажали огород, и часто приходили к отцу с просьбой: Федор, дай картошки. Мы сами-то жили небогато, но он всегда насыпал ведро соседке, а я этот факт, конечно, скрывала от матери. Еще одна аксуская женщина рассказывала, как они вместе работали в пекарне и, жалея отца, старались потихоньку сунуть булку хлеба с собой, а он не брал, говорил, я не вор». До конца жизни у него была обида, что не пустили его на войну: «Ну почему? Разве я не мог драться на фронте, как все мои товарищи, как наши соседи? Да я бы голыми руками давил этих фашистских гадов!». На фото Федор Федорович с женой и детьми.
Из статьи в газете «Новая»: «По старым документам его звали Фердинанд Фердинандович. Неизвестно, в какой момент он сменил немецкое имя-отчество и как это ему удалось. Но на руднике Сталинском (ныне Аксу), куда его забросили репрессии из Азербайджана, где он родился, для всех он был Федором. Отец был судьёй гражданско- кассационного отдела Народного окружного суда г. Баку. В тридцать восьмом Фердинанда старшего арестовали. Он отказался подписать какие-то документы, очевидно, чей-то донос, мотивируя тем, что не знает людей, которые там упоминались. В тюрьме его держали недолго, избили, привезли обратно домой полуживого. Через полгода отца не стало. Фёдор был вынужден бросить школу и устроиться учеником токаря на завод — надо было поднимать младших братишек.
В первый день войны Федор с другом-азербайджанцем отправился в военкомат, но заявление у него не приняли. Парень недоумевал, каким образом его национальность может повлиять на патриотические чувства, ведь был он комсомольцем; как и все его ровесники, жил тревогами и чаяниями родной страны и готов был сражаться за неё. — Когда еще был жив отец, он советовал Федору при получении паспорта записать себя русским, по матери, скончавшейся вскоре после родов. «Папа, но ты же ведь немец, как я могу предать тебя?».
Из архивов: «Штревенский Фердинанд Фердинандович. Дата рождения: 1923 г. Пол: мужчина. Национальность: немец. Гражданство: СССР. Место проживания: Азербайджанская ССР. Где и кем арестован: органами НКВД АзССР. Обвинение: по национальному признаку (немцы). Осуждение: 8 октября 1941 г. Статья: постановление ГОКО СССР от 08.10.1941. Приговор: выслан на спецпоселение с семьёй. Репрессированные родственники. Мать: Штревенская Сусана Алосовна (1902) [на самом деле Сусана была мачехой Фёдора. Отец женился на ней после смерти мамы]. Братья: Штревенский Виктор Фердинандович (1927), Штревенский Лев Фердинандович (1932).
— Фамилию отца я получила только при оформлении паспорта, — рассказывает Светлана Фёдоровна, — а до этого была Лыжиной, и отчество у меня было, как и у мамы — Ивановна. Маленькой я не придавала этому значения, когда подросла, мне объяснили, что таким образом пытались сберечь меня. Родители поначалу брак не регистрировали, я родилась в 1951-ом, ещё был сталинский режим, и отец был вынужден отмечаться в комендатуре. Я не знаю точно, в каком году папа прибыл в Казахстан, но это случилось уже после войны. а по посёлку уже прошёл слух, что привезли фашистов, и практически всё население вышло на улицу поглазеть на «фрицев». Среди депортированных было много творческих людей, интеллигенции. Вот откуда в нашей школе появились учителя-немцы.
«Фашисты» оказались не страшными, а поскольку жильё им не предоставили, местные жители разбирали их по своим домам. Отца приютила какая-то старушка, он жил у неё, пока не сошёлся с матерью и не построил свой дом. По прибытию его направили работать кочегаром в пекарню, позже он устроился старателем в золотодобывающую артель, а когда стало сдавать здоровье, перешёл в «гаражи» токарем. Руки у отца были золотые. Когда он умер, его начальник плакал и говорил, кто же у меня теперь работать будет.
Отец мало что рассказывал о своём нахождении в трудармии, я знаю только, что было это на Урале, на лесозаготовках. Говорил, что в тайге было не холодно, но люди надрывались на тяжёлой работе, а кормили настолько скудно, что некоторые арестанты от голода сходили с ума. Как-то после смерти одного старика, у того нашли целый чемодан с сухарями. Человек просто свихнулся и прятал кусочки хлеба, не понимая, что у него есть еда. Среди осужденных был гипнотизёр, он собирал целые группы и проводил сеансы, внушая людям, что они сыты. Такого гипноза хватало на три часа. Отец выдержал эту каторгу только потому, что занимался борьбой и физически был силён.
Я не знаю, когда был реабилитирован отец, и случилось ли это вообще.
По этому факту никаких документов на руках у нас нет, да и нужны ли они теперь? И нужны ли они были отцу спустя годы? Никакие бумаги и льготы не перепишут жизнь заново и не покроют того морального унижения и физического насилия, которым подвергся человек только из-за своей национальности. Папа ушёл рано, в сорок шесть лет, скончался от сердечного приступа».
Ковалева, И. «Репрессирован по национальному признаку…»: [Штревенский Федор (Фердинанд), из репрессированных немцев, проживал в Аксу] / Ирина Ковалева //Новая. – 2020. – 4 июня (№ 23). – С. 6.
Шинкарёва Марина Николаевна
Ее детство как страшный фильм. Чего там только не было: война, эвакуация, бомбежка, переправы, где – она 5летняя помнит, вода в реке была совсем красная. На ее глазах фашисты расстреливали детей, потом детский дом, голодное военное детство. И весть о том, что отец погиб на фронте, а мать арестовали. После этого девочку перевели в специальный детдом для детей врагов народа, значит уже маленьких преступников. Почему? Она помнит, как с группой детей ехала в кузове машины, еще не понимая, что такое эвакуация. Самое памятное из этой поездки – бомбежка дороги, по которой люди пытались бежать от войны. Немецкие самолеты налетели неожиданно. Марина Николаевна помнит, как все бросились врассыпную. Крик, гам, скот ревет. А когда потом стали снова собираться вместе, она увидела что-то непонятное и страшное: то тут, то там валялись разбитые телеги, покореженные машины, куски животных, части человеческих тел. «Умирать буду – не забуду эту картину», говорит Марина Николаевна. Кое-как собрали детей, тех, что смогли найти, тронулись дальше, на станцию. А когда подъехали к станции, там всё было в дыму, в развалинах. Оказалось, что немецкие самолёты только что разбомбили железнодорожную станцию. Выходит, если бы не опоздали к поезду, то ещё неизвестно, чем бы всё обернулось. Но на этом испытания не закончились. Позже на паромной переправе пришлось пережить налет немецких самолётов ещё раз. Марина Николаевна вспоминает, как дети, среди которых была и она, сидели в бричке, вжавшись друг в друга от ужаса, а вокруг кипела от взрывов вода. Потом, когда самолёты улетели, она увидела, что вода по цвету напоминает размытые краски: красная полоса, чёрная полоса. И десятки мёртвых дел в воде. Эти краски войны девочка Марина тоже запомнит навсегда.
Где-то там на этом страшном пути затерялась её мама – директор школы, которая как раз и отвечала за эвакуацию детей. Уже находясь в детском доме, а потом в суздальском лагере для детей «врагов народа», Марина всё время ждала, что за ней обязательно приедет кто-нибудь из родителей. В этот лагерь её перевели из детского дома после того, как пришли какие-то бумаги, из которых следовало, что врагом народа является её мать, поскольку не смогла сберечь детей во время эвакуации. Но Марина верила, что как только война закончится, вернётся с фронта отец, они вместе обязательно найдут маму и всё будет как прежде. Так обещал отец, который неожиданно навестил её уже в конце войны, возвращаясь на фронт после госпиталя. Но спустя несколько месяцев Марину вызвали в кабинет директора и сообщили, что её отец геройски погиб, защищая Родину. Что было дальше она не помнит. Помнит, что с этого момента жизнь стала другой, и она сама в этой жизни стала другим человеком. После войны Анна Фёдоровна Попова — директор детского дома, где Марина находилась ещё до колонии, каким-то образом выхлопотала для неё новые документы, по которым она помолодела сразу на два года и стала вовсе не Марианной Никифоровной, как её звали с рождения, а Мариной Николаевной. Рискуя своей собственной свободой, директор детского дома помогла Марине избежать дальнейших репрессий как дочери «врага народа».
Марина Николаевна говорит, что впервые почувствовала себя счастливой, когда наконец-то наелась досыта хлеба. Это случилось уже в 1954 году, когда девушка поступила в училище, где училась на механизатора. Она до сих пор помнит вкус и запах своей первой стипендии. Это был сказочный вкус дешёвеньких конфет и потрясающий запах свежего горячего хлеба. За всю свою взрослую жизнь она не ела ничего вкуснее того хлеба. А потом была Целина, куда Марина Николаевна поехала по комсомольской путёвке и где нашла свою судьбу. Уже вместе с мужем в 1966 году она приехала в Степногорск и прожила здесь долгие годы. Работала в СУСе, потом на ГПЗ-16, занималась общественной работой. Марина Николаевна считает, что жизнь её сложилась неплохо – вопреки программе заданной сталинским режимом и благодаря помощи самых обыкновенных, но порядочных людей.
Каханова, Н. Мы выжили не благодаря, а вопреки : [жертвы политических репрессий М. Н. Шинкарева, Т. Г. Коробейникова] / Надежда Каханова // Престиж. — 2014. — 22 мая (№ 21). — С. 4.
Зуева, Ж. Первоцелинники — зомби советской пропаганды или отчаянные романтики? : [Молчанова Г. В. и Шинкарева М. Н. — степногорские первоцелинницы] / Жанна Зуева // Новая. — 2014. — 1 мая (№ 18). — С. 6.
Биньковская (Мишуткина) Ядвига Леонтьевна
Родилась на Украине в 1935 году. Её бабушку по отцу признали «кулачкой» и в 1936 году их семью выслали на спецпоселение в Казахстан по национальному мотиву. Это была простая крестьянская семья поляков из пяти человек. Попали они в бывшую кокчетавскую область Чкаловский район. Когда началась война отца забрали в трудармию в Нижний Тагил. Вернулся он после войны, а через два года умер. Он рассказывал как им было нелегко, копали они окопы, полуголодные, проработав всю неделю, в воскресенье они отдыхали, но их в этот день не кормили.
Лисиен (Кох) Зара Андреевна
Мы жили на Сахалине. Отца забрали в 1938 году. Куда? За что? Что с ним было потом? — эти вопросы остались для нас без ответа. А ведь он был простым сельским трудягой, безграмотным…. Очень больно мы с мамой это пережили, словами не объяснить.
Мне было тогда 9 лет, нас с мамой и двумя сестрами младшими выслали в 1941 году на Дальний Восток в Амурскую область Селемжинский район поселок Стойба. Поселили нас в бараки. Это был поселок переселенцев, все взрослые работали на лесоповале и мама с ними, чтобы заработать 700 грамм хлеба в день. Зимой здесь стояли 50-ти градусные морозы, окружали нас высокие горы и густые леса, где не ступала нога человека. Одно нас радовало, это был край богатый и красивый природой, летом мы собирали грибы и ягоды и этим мы выжили.
В поселке работала комендатура, куда мы 10 лет ходили отмечаться, и дети тоже. В поселке был и детский дом, где были дети у которых репрессировали родителей.
После того как умер Сталин, в 1954 году, нам объявили амнистию и мы стали вольнопоселенными. А в 1960 году подались в Казахстан под г. Петропавловск к дальним родственникам мамы. В 1964 году я с мужем переехала сюда в г. Степногорск на работу. Так и осталась.
Вибе Лидия Егоровна (1922 г.р.)
Её семью, как и всех крымских немцев, в течение суток вывезли с родных мест в июле 1941 года. Их было пятеро: мать, два брата и две сестры.
Отца забрали в 1937 году и больше его не видели. Привезли их в Булаево (18 км от Макинки). Братьев и её сразу забрали в трудармию. Лидия Егоровна поработала и в Казахстане, и на Урале, и в Сибири. Клали шпалы, пилили лес.
Матери не стало в 1943 году, братьев и сестер жизнь раскидала в разные стороны. Братьев не видела 18 лет, а когда отменили комендатуру и стало можно передвигаться по стране, приехала к братьям повидаться в Казахстан, да тут и осталась. Купили землянку. К тому времени она уже успела выйти замуж в 1950 году за такого же гонимого судьбой трудармейца, пошли дети… Работы она не боялась. Работала санитаркой в больнице, на складе, в магазине. Из больницы ушла на пенсию. В Степногорске живёт сын, уже большие внучки. Купили бабушке хорошую квартиру — в девятиэтажке, возле базара.
А тут пошел развал. Зарплаты не платят, растут долги за жилье, и хотя добросовестная пенсионерка Лидия Егоровна долгов не имела, ей заодно с другими отключили и свет, и тепло. Жить стало невозможно, к сыну идти не хотелось, мечтала всю жизнь о своем угле, поэтому пошла по инстанциям. В результате поселили её в общежитие второго микрорайона. Обещают, что постепенно восстановят полуразрушенный дом и вернут ей её квартиру.
А пока Лидия Егоровна вместе с другими пенсионерками на своем этаже поддерживают порядок, оберегают единственную на этаже плиту от воров. На жизнь не жалуются. Впрочем, люди этого поколения всегда умели приспосабливаться к тяжелым условиям и не держать обид против тех, кто так часто и безжалостно ломал их жизнь.
Кравцова Эрна Христиановна (1933 г.р.)
Эрна Христиановна родилась в 1933 году 12 сентября, в Омской области, а в 1935 году отца арестовали. Больше его не видели. Семья перебралась в Грузию, там их и застала война. А дальше — как у всех немцев: собраться за сутки, с собой ничего не брать. Ничего не понимающих людей сажали в эшелоны. Привезли в Казахстан, в Зерендинский район. Детей в семье было четверо. Поначалу жили на квартирах у местных жителей. Потом, когда мальчики подросли, стали рыть землянку, а потом строить дом из саманных кирпичей своими силами.
Потом дети выросли и разъехались. А Эрна Христиановна осталась в Ермаковке. Здесь работала, вышла замуж. Жаль недолго прожили с мужем, всего 10 лет. После его смерти поднимала детей одна. Всех выучила. Теперь кто бухгалтер, кто юрист. После выхода на пенсию Эрна Христиановна перебралась к дочери в Степногорск.
Санне Бруно Альбертович
Немногословный, как большинство мужчин, Бруно Альбертович не любит рассказывать о прошлом. Ему было 9 лет, когда их вывезли из Крыма, привезли в Казахстан, они попали в Северный Маяк, колхоз, где трудилось много их соплеменников. В 1936 году отца арестовали. Он вышел на свободу в 1954, но годы заключения не прошли даром: через два года его не стало. Бруно Альбертович закончил 5 классов, пошел учиться в школу механизаторов, эта специальность пригодится ему, когда начнется освоение целины. Будет и комбайнером, и шофером. Тогда же женится. С женой, Раисой Ивановной они вот уже много лет живут в мире и согласии. В 1996 году, когда на обжитом месте, в Северном Маяке, как и в других селах, стало все рушиться, решили перебраться в Степногорск.
Янцен Эрика Артуровна
Эрика Артуровна родилась в Крыму, где ее предки жили уже несколько веков. А потом началась война. 15 июля 1941 года немцев срочно вывезли из Крыма. Сначала привезли на Кавказ, недалеко от Орджоникидзе. А в сентябре повезли дальше. В Акмолинске ссыльных распределяли но колхозам. Им выпал Северный Маяк, Селетинского района. Приехали казахи на подводах — ехали три дня. На месте переселенцев стали распределять по домам местных жителей. Семью Эрики Артуровны забрали муж с женой. Хорошие люди. Заботливые. Своих детей у них не было и они опекали приезжих. Когда младший брат, которому было всего два года, заболел, они его вылечили на русской печке.
Эрика была старшая, и сразу стала работать. Ухаживала за телятами, потом окончила курсы комбайнеров, работала помощником комбайнера. В 1942 году ее забрали в трудармию. Снова дорога: Акмолинск, оттуда на Урал, в Углегорск, Пензенской области. Там 16-летние девчонки работали в шахтах. На поверхности они стали работать только после окончания войны. Эрика получилась, пошла в лаборантки. В 1948 году вышла замуж за такого же трудармейца. Муж успел повоевать, но через 7 месяцев войны всех немцев из армии отправили в трудовую армию.
Все это время они жили под комендатурой, то есть находились под надзором, должны были регулярно отмечаться в комендатуре и никуда не отлучаться. Когда в 1957 году сняли комендатуру, впервые приехали в гости к родителям. Ни отца, ни мать в трудармию не взяли, т.к. у отца было больное сердце, мать тоже больна, поэтому они так и остались в Северном Маяке.
К тому времени жизнь молодой семьи понемногу стала налаживаться, в 54 году они получили квартиру с удобствами. Н0 мужнина сестра вернулась на родину в Донбасс и звала их к себе. Они собрались, даже вещи отправили, но отец Эрики Артуровны, человек строгий, дочь туда отпустить отказался. Велел зятю ехать сначала самому, устраиваться, обживаться, а потом забирать жену с детьми. А пока пусть с родителями поживут, ведь 15 лет не виделись.
Но не задалась жизнь в Горловке, там еще помнили оккупацию и к немцам относились плохо. Так и остались Янцены в Северном Маяке. Сначала хотели перебраться в Акмолинск, а потом начали работать, обзавелись хозяйством. Эрика Артуровна окончила бухгалтерские курсы и до пенсии проработала бухгалтером. Потом, после смерти мужа, перебралась к сыну в Степногорск.
Монах Юзефа Рафаиловна
Ей было всего три года, когда их погрузили в вагоны и из родной Хмельницкой области вывезли в Казахстан, в Новорыбинку. Отца сразу забрали в трудовую армию. Как выжила мать с 6-ю детьми?
Островская Любовь Владимировна
Она была уже большая, целых 7 лет исполнилось девочке, когда в том же роковом для поляков 1936 она с родителями попала в село Ерофеевка, что в Алексеевском районе. Она помнила отца, говорит, он был очень добрый и порядочный человек. Когда-то был бухгалтером колхоза, а в ссылке работал продавцом в сельском магазине и всегда с пониманием относился к нуждам и бедам односельчан. Но и его, как многих, арестовали в 1938 году. Потом, посмертно, конечно, реабилитировали…
Койбасова Ольга Теодоровна (1927 г. р.)
Родилась 5 августа 1927 года в колхозе Фридрихсфельн Донецкой области, что на Украине. Закончила 6 классов украинской школы, в которую ходила каждый день за 4 километра. Была единственной дочерью в семье. «Отца, — рассказывает Ольга Теодоровна,- во время сталинских репрессий, в 1937 году, сослали в Магадан. Когда началась война, мне исполнилось 14 лет. Маму забрали рыть окопы в Запорожье, и больше я её не видела. Осталась на хозяйстве сама. В сентябре приехал уполномоченный и сказал, что всех куда-то отправляют. Меня с бабушкой, дедушкой и другими родственниками направили 8 октября в Астрахань. Ехали в открытых вагонах. По дороге, не доезжая до Сталинграда, умерли дедушка, тётя и дядя. Дали закрытые теплушки. В дороге, в г.Орск, умерла бабушка. 27 декабря 1941 года мы приехали на станцию Шортанды. Четыре дня всех распределяли по квартирам. Сразу выдали по 600 граммов хлеба и накормили очень вкусным борщом. А утром мы пошли на работу. С 1941 по 1945 год работала за паёк: пасла лошадей, скот на Шиликпае, около Опытного хозяйства, на Сочи, что неподалёку от Карабулака, пахала на быках. Потом окончила курсы комбайнёров, трактористов. Все эти годы были очень трудными: в сутки выдавали по 500 граммов хлеба. Сидим, щипаем, щипаем этот хлебушек…Когда пахали на быках, нас, девчонок, не били, а вот мальчишкам доставалось, если рогатые не хотели работать». Так с 14 лет помогала приближать Победу. В апреле 1946 года вернулся в родные края Койбасов Нурлыгаим Кайпанович. На войну он был призван семнадцатилетним мальчишкой в 1942 году из Акмолинска. Закончил Фрунзенское военное пехотное училище и лейтенантом был отправлен на фронт. Получил ранение в правую руку и правую ногу на подступах к Одру. Защищал родную Землю, освобождал Польшу. Награждён медалью «За освобождение Германии», а также Орденом Красной Звезды за заслуги перед Родиной. «Встретились мы, — рассказывает Ольга Теодоровна, — возле большой сосны в районе Сочи (так называется живописный оазис посреди бескрайней степи неподалёку от нашего села) в апреле, а 26 мая 1946 года поженились». Так родилась, ставшая впоследствии большой (10 детей) и дружной, послевоенная семья. Много испытаний приготовила судьба Ольге Теодоровне: трудное, опалённое войной, детство; голодное юношество; полная лишений зрелость (пережила мужа, четверых детей). Но она не сломалась. Ольга Теодоровна в совершенстве овладела казахским языком, показывая пример молодому поколению. Эта женщина достойна восхищения, преклонения перед силой духа, стойкостью и мужеством. Она ветеран труда, награждена медалью «Мать-героиня», любовью детей, внуков и правнуков, уважением со стороны односельчан. (Веч. Степногорск. – 2010. – 15 апр. – С. 4.)
Бычкова Анфиса Филипповна
Родилась 10. 12.1931 в Кемерово. Ей было 5 лет, когда отца забрал НКВД. А в 1938 его расстреляли. Мама в то время ждала 3-го ребенка, их выселили из квартиры, поселили в землянке. Люди помогали, Анфиса Филипповна помнит, как им приносили еду, но было очень тяжело. Маленький брат умер. Там они прожили 2 года, потом смогли вернуться в свою квартиру. Там прожили до 1946 когда, когда мамин брат перевез их в Бийск Алтайского края. Анфиса Филипповна пошла работать на швейную фабрику. Потом закончила курсы продавцов. С 1966 года она работает в Степногорске. Закончила курсы крановщиков и работала крановщиком в 3 цехе ГМЗ.
Петренко Эльза Адамовна
Эльза Адамовна родилась в Саратовской области в селе Келлер в 1930 году.
Её отец работал милиционером, но рано умер, потому что воевал сначала в 1 мировую, а потом в Чапаевской дивизии в гражданскую войну и имел тяжёлые ранения. В семье было пятеро детей. До войны Эльза успела закончить 4 класса немецкой школы. На этом её образование закончилось. Когда их привезли в Омскую область, Эльзе было 10 лет, и она сразу начала работать сторожем на току. Отец скоро умер, а маму посадили за то, что взяла немного ржи, дали ей 8 лет. Старшая сестра была в трудовой армии. Младшая сестра умерла, а Эльза с братьями ходили по миру, совсем раздетые. Девочка вырезала дырку в мешке от сахара. Это была её одежда. Она совсем замерзала, но люди спасли, обогрели, подкормили. Месяца 2 она жила у доброй женщины, пока не пришла в себя. Потом жили в сарае со скотом. В 1947 году её поставили дояркой. Отсидев срок, в 1954 году вернулась мама. Она легко нашла детей, ведь они жила там же – куда-то уехать и не могли, ведь должны были постоянно отмечаться в комендатуре.
Чтобы вырваться из колхоза, в 1960 году она уехала на целину. Попала в совхоз Коммунизм Кокчетавской области. Работала тоже дояркой. В том же году вышла замуж, у неё родилось четверо детей, но брак был неудачным. Муж на одном месте не жил, работать не хотел, издевался над ней, и после 10 лет жизни она сбежала от него. Попала в Степногорск в 1970 году, взяли её на работу сторожем, потом – уборщицей на РМЗ, позднее в литейном цеху готовила землю для формовки. После выхода на пенсию работала санитаркой на скорой помощи. Несмотря на очень тяжёлую жизнь, Эльза Адамовна очень общительный и позитивный человек. Она долго ходила в хор Ветеран, увлеченно занималась рукоделием, участвовала в выставках народных мастеров. Сейчас ей уже 91 год, плохо видит, скачет давление.
Алфавитный список фамилий степногорцев –жертв политических репрессий
| ФИО |
| Бекишева А. Л (см. Святобог А. Л.) |
| Биньковская Ядвига Леонтьевна |
| Бычкова Анфиса Филипповна |
| Вибе Лидия Егоровна |
| Ворончихина Нина Филипповна |
| Гааб Карл Рохузович |
| Гафнер Юлия Францевна |
| Геппа Любовь Григорьевна |
| Говрос Светлана Федоровна |
| Джангурова Нелли Ивановна |
| Ельтоков Хайлула Ахмеджанович |
| Жигалов Валентин Андреевич |
| Калифатиди Галина Андреевна |
| Койбасова Ольга Теодоровна |
| Колбунов Георгий Александрович |
| Коробейникова Таисия Григорьевна |
| Кох З. А. (см. Лисиен З. А.) |
| Кравцова Эрна Христиановна |
| Лисиен Зара Андреевна |
| Майер Эдвард Карлович |
| Мишуткина Я. Л. (см. Биньковская Я. Л.) |
| Монах Юзефа Рафаиловна |
| Островская Любовь Владимировна |
| Петренко Эльза Адамовна |
| Савицкий Василий Станиславович |
| Санне Бруно Альбертович |
| Святобог Анна Лазаревна |
| Сорока Любовь Ивановна |
| Фишер Амалия Карловна |
| Шестакова Надежда Анатольевна |
| Шинкарёва Марина Николаевна |
| Янцен Эрика Артуровна |